Так, изучая публицистическую деятельность Чехова – журналиста книг «Остров Сахалин» и очерк «из Сибири» показал, как постижением пространственной формы Чехов приходит к полноте и «близости» освоения сибирской действительности. В очерковом цикле Чехова пространственная форма увеличивается и усложняется до степени гармонического слияния с миром.
Внешняя граница Сибирь – Россия есть выражение глубинной экзистенциональной пограничности. Контраст климатических и природных условий, обычаев и языка – суть объективное выражение разницы между страной и ее окраиной. Философская мысль Чехова направлена на личное осознание этой разницы и границы.
Центральным здесь становится мотив осознания своего личного опыта как способа понять общечеловеческие закономерности духовной жизни в условиях испытания, погружения в чужой, пугающий своими противоречиями, мир, которым выступает в XIX веке северо-восток нашей страны.
В поэтическом мире писателя выделяются следующие ценностные понятия: свобода, ответственность и духовная самодисциплина. К любому лично значимому вопросу Чехов подходил обдуманно. Выясняя не только то, как и почему именно так я понимаю явление, но и то, как его поймут другие.
Вырисовывается какая-то сложная, многоступенчатая схема ответственности за свое слово. На материале сибирской темы, имевшей тогда широкое общественное звучание, этот подход проявляется наиболее определенно и выпукло. В самом удачно найденном Чеховым слове «предвзятость» просматривается, если вдуматься, целая система преодоления зависимого, социально опосредованного взгляда на мир.
Книга «Остров Сахалин» выступает для читателя возможностью понять, насколько человек способен быть свободным в познании мира, и насколько ответственным – в рассказывании о нем. Исследователи филологи, когда обращаются к анализу сахалинского периода жизни писателя, подчеркивают, что, создав такое произведение, как «Остров Сахалин», Чехов очертил границы художественного мира, что увиденное и пережитое им в силу своей бесчеловечности и неизбывного трагизма, как бы находится за пределами художественной прозы и не может стать сюжетом для рассказа или повести.
Поэтому, прожив после путешествия на остров еще тринадцать лет и создав немало выдающихся художественных произведений, он практически нигде не использовал полученный опыт.
Однако социологическое знание живет по другим законам, и бесчеловечные, и ужасные формы жизни нуждаются в осмыслении. Чехов был первым писателем, который попытался увидеть в способе изоляции обществом своих членов, ключ к пониманию самого общества. И уже в ХХ веке (может быть, кому то эта связь покажется искусственной) французские мыслители предложили классифицировать общество не по тому, что и как оно производит, и не по тому, какая в обществе культура и мораль, и не по тому, что оно о себе думает, а по тому, как оно наказывает, изолирует, избавляется от своих членов.
Четыре типа обществ, используя в качестве критерия способы избавления обществ от своих сограждан: общество бойни и ритуальных убийств, общество ссылки, общество реабилитации и, наконец, наше современное общество -общество заключения.
Чехова интересует каторга как некая форма жизни общества в самом обществе. И главным в этой форме общества становится случайность, которая надевает на себя личину закономерности. Случайность - отнюдь не на удачу употребленное Чеховым слово, всякий раз, когда он пытается понять основы экономической жизни колонии, оно появляется в чеховских текстах. Так, анализируя условия жизни в поселке Дербинское, Чехов пишет: «При попытке понять экономическое состояние дербинцев опять таки наталкиваешься, прежде всего, на разные случайные обстоятельства, которые здесь играют такую же главную и подчиняющую роль, как и в других селениях Сахалина.
И здесь естественные и экономические законы как бы уходят на задний план, уступая свое первенство таким случайностям, как, например, большее или меньшее количество неспособных к труду, больных, воров или бывших горожан, которые здесь занимаются хлебопашеством только поневоле; количество старожилов, близость тюрьмы, личность окружного начальника, все это условия, которые могут меняться через каждые пять лет и даже чаще».
Формула сахалинской жизни «случайности становятся законами» является своеобразным приговором социальному экспериментированию, когда условиями рационально калькулируемого проекта становятся не подвижные отношения реальной жизни, а абстрактные представления об исправительной функции каторги, об абсолютных преимуществах сельскохозяйственного труда, выступающего в качестве главного средства, конституирующего социальную жизнь.
Пробыл Чехов на острове Сахалин три месяца и три дня, потом в течение шести лет работал над собранными материалами и в 1895 году издал книгу «Остров Сахалин». В чеховских архивах сохранились карточки анкеты: 7600 с лишним - в Российской государственной библиотеке (Москва) и 222 - в Центральном государственном архиве литературы и искусства (Москва).
Чехов не только всесторонне исследовал каторжный остров: состояние сельскохозяйственной колонии, виды принудительного труда, наказаний, пищу, гигиенические условия жилищ, официальную отчетность, но и создал точные художественные образы, чтобы передать выморочность и чудовищную тяжесть жизни в этом обществе.
«К мерному звону колоколов, шуму морского прибоя и гуденью телеграфных проволок скоро привыкает ухо, и от этих звуков впечатление мертвой тишины становится сильнее. Печать суровости лежит не на одних только полосатых столбах. Если бы на улице кто нибудь невзначай засмеялся громко, то это прозвучало бы резко и неестественно. С самого основания Дуэ здешняя жизнь вылилась в форму, какую можно передать только в неумолимо жестоких, безнадежных звуках, и свирепый холодный ветер, который в зимние ночи дует с моря в расщелину, только один поет именно то, что нужно».