Если бы это стихотворение анализировал герр Зигмунд Фрейд, он сказал бы, наверное: у автора было не лёгкое детство. И оказался прав. Детство маленького Миши Лермонтова не блистало радостями, ведь уже в три года умерла его мама. Заботы о внуке взяла бабушка, Елизавета Алексеевна Арсеньева (урожденная Столыпина). Она повела малыша-внука по жизни твёрдой и властной рукой. Её любовь была нарочито суровой и целенаправленной. Она не жалела сил и средств на то, чтобы Михаил получил лучшее домашнее образование. Его опекали: немка-бонна, француз-гувернер, англичанин-преподаватель. Мальчик впитывал знания, как губка, владел несколько европейскими языками, разбирался в истории, географии и других науках.
Но всегда сожалел о том, что у него не было доброй и ласковой русской няни, которая рассказывала ему сказки, укладывала спать, утешала бы в маленьких детских печалях и горестях. Ведь он знал из произведений Александра Пушкина именно о такой няне – Арине Родионовне.
Зато рядом с поэтом всегда были чудесные книги, в том числе стихи и поэмы англичанина Джорджа Байрона. Пафос «байронических героев» - изгоев, жертв обстоятельств и общества, нарушающих порядок вещей и очень своевольных, пришлись по душе юному Михаилу.
Лермонтов принял в свое творчество байроновский архетип Героя и получил впоследствии прозвание «русский Байрон». Но будущий великий поэт не предполагал делать с произведений «кумира» кальку». Он дал своим Героям характер лирически размышляющих людей, как бы ведущих дневник, отрывками из которого они и делились с читателями.
Таково и стихотворение «Одиночество», написанное Лермонтовым в 1830 году. Поэту исполнилось в это время всего-то 16 лет. Но в стихотворении явно прослеживаются мотивы «исповеди», в которой главным рефреном прослеживается и звучит тема ОДИНОЧЕСТВА:
Как страшно жизни сей оковы
Нам в одиночестве влачить.
Делить веселье - все готовы:
Никто не хочет грусть делить
Поэт уже создает «свой мир», который строится вокруг него, но мир этот на удивление чужд и враждебен своему «творцу».
Один я здесь, как царь воздушный,
Страданья в сердце стеснены,
Герой же, сравнивает себя с истинным Творцом «царем воздушным» (самим Богом), и уверяется в том, что и с Господом делить грусть не много желающих. Но для Бога впереди Вечность, а для его Героя мир конечен:
И вижу, как судьбе послушно,
Года уходят, будто сны;
Шестнадцатилетний юноша, скрупулезно считает «уходящие года». Он мечтает (давно!!!) о смерти:
И вновь приходят, с позлащенной,
Но той же старою мечтой,
И вижу гроб уединенный,
Он ждет; что ж медлить над землёй?
Лермонтов уже не «русский Байрон». Он не выступает неистово в противостоянии бездушной толпе, но готов нести «свой крест» в одиночестве. Это его «modus vivendi», его выбор, его судьба.
И он покоряется ей
Никто о том не покрушится,
И будут (я уверен в том)
О смерти больше веселится,
Чем о рождении моём...
Но он здесь не только жертва. Он – ИСТИНЫЙ ИЗБРАННИК СУДЬБЫ. Мир еще ощутит и оценит его жертву и, по уходу поэта, станет другим, светлым и чистым.
Итак, поэт ощущает необходимость ЖЕРТВЫ. Он готов её принести и только ждёт времени.
В итоге жертва будет принесена.
До злосчастной дуэли с Мартыновым остается всего-то 11 лет.