Таким образом, пресуппозиция ума требует поиска правильного способа прочтения текста, с помощью которого посыл автора мог бы быть эксплицирован.
Критика текста должна исходить из того, насколько автор смог решить поставленные им задачи, а не из того, насколько легко текст может быть понят с помощью принятого в определенной традиции герменевтического инструментария.
Для понимания книги нужно, напротив, с самого начала принять, что все отсылки в этом тексте есть результат интерпретации, которую автор осуществляет в своем потоке бессознательного, а значит, на страницах книги читатель встретит только «рудневского» Гёделя, «рудневского» Лакана и Евангелия «от Руднева».
«Против истины» — это монада, у которой нет ни окон, ни дверей, и только из нее самой, а не из внешней системы координат, можно объяснить развитие ее внутреннего содержания, ведь место и время — всего лишь обстоятельства.
В этом смысле методология работы Руднева с литературными источниками поразительно напоминает то, что делает в своих работах Жиль Делёз, заставляя Канта, Юма или Ницше существовать в тех контекстах и решать те проблемы, о которых они, вероятно, даже и не задумывались.
Онтология истины включает в себя следующие два уровня:
1) глубинный уровень вытесненного коллективного бессознательного;
2) поверхностный уровень «не вытесненного бессознательного <...>, которое обычно называют сознанием».
Большинство людей живет на втором, поверхностном уровне. Они отдают себе отчет в своих действиях, понимают разницу между собой и окружающими их людьми и объектами, они «нормальные».
Это всего лишь люди сознательные, принимающие правила языковых игр, которые им навязывают социальные порядки, а потому все они живут в согласованном бреду.
«Не вытесненное бессознательное господствует при согласованном бреде, то есть в "нормальной" коммуникативной реальности» (с. од). Говорить с людьми, которые живут в этой реальности, можно только о том, о чем возможно говорить, а потому говорить с ними умному человеку и неинтересно в целом.
Другое дело — люди глубинные, живущие в «море лакановского Реального, то есть акоммуникативного, асемиотического подлинного бреда». Они живут в полном единстве всего со всем, будучи способны превращаться в других существ, живя одновременно во всех возможных мирах.
Жить в гипербессознательном — значит иметь возможность одновременно и оставаться человеком, способным на адекватную коммуникацию, и проникать в глубинное бессознательное всеединство, когда никто к такой адекватной коммуникации не принуждает.
И именно люди, способные видеть это «самое главное», но не проваливаться в него навсегда, и оказываются подлинными философами, задача которых состоит в том, чтобы объяснять «нормальным» людям, что их так называемая реальность есть лишь эпифеномен, возникающий на поверхности глубинного шизофренического бреда.
Поэтому психоанализ оказывается одним из главных агентов капиталистического общественного производства. Он провозглашает «истины», которые существуют только для того, чтобы закабалить шизофреника, заставить его не замечать своих подлинных желаний, идущих во все стороны сразу.
«Истины» психоанализа превращают шизофреника в послушного представителя капиталистического общества, который не должен желать «ложным» образом — например желать представителей своего пола или открывать в себе транс-сексуальность.
Все это должно объявляться неправильным, так как «по истине», которую провозглашает психоанализ, сексуальность всегда организуется моделью эдипова треугольника и никак иначе, философы же должны уметь ускользать от больших общественных машин, становиться телом без органов и показывать другим, как это возможно.
Единственный вариант решения данной проблемы в том, чтобы провозгласить, что истина может быть выражена в пропозициональной форме — в отличие от правды, которая всегда довербальна, что вполне укладывается в онтологию. Поэтому истина и может быть познаваема, а правда всегда остается где-то за пределами любого дискурса.
История науки свидетельствует о том, что многие научные открытия опережали возможность их практического использования, что нисколько не уменьшает их значимости и истинности.
К тому же если говорить, собственно, о философии, то ее практическая значимость, вернее ее отсутствие, неоднократно становилась поводом для критики и сомнений.
Тем не менее философия продолжает развиваться как системное, универсальное знание, определяющее или стремящееся определить горизонты и перспективы человечества.