Великие работы, созданные человеческим умом, живут гораздо дольше своих создателей. Каждая эпоха вносит в них что-то свое, возможно новое, возможно переосмысленное старое. В данном направлении наука не стоит на месте. В теорию вносятся новые знания, понятия и терминологий, обновляется научный язык, на котором они описываются, появляются дополнительные концепции, но фундаментальные принципы остаются прежними, и благодаря этому сохраняется первоначальная модель. Новые теории продолжают существовать и даже развиваться, но уже в новом обличии. Такова судьба и эволюционной теории Ч. Дарвина.
Однако в данном случае и основные принципы теории подвержены действию времени. Каждое новое поколение оценивает их хоть чуть-чуть, но по-новому, чему «виной» а может «заслугой» служит научные открытия, технический прогресс. Главной заслугой Дарвина всегда считалось не обоснование идеи эволюции, а открытие ее основного движущего механизма, описанного как естественный отбор. Этот фактор позволил одновременно уяснить возникновение новых видов и происхождение органической целесообразности. По авторитетному мнению крупного дарвиниста А. А. Парамонова, Дарвин дал причинное объяснение эволюционного процесса и этим отодвинул на второй план необходимость в его доказательстве.
Научное и мировоззренческое значение открытия естественного отбора сложно переоценить. Оно предопределило на многие десятилетия развитие комплекса биологических дисциплин и стало при этом ключевым принципом естествознания в целом, обогатило арсенал существующих методов научного познания и тем самым вошло в качестве важного компонента в философию и культуру.
В настоящее время существование естественного отбора в природе никто не ставит под сомнение, даже самые большие скептики. Он по-прежнему сохраняет за собой роль ведущего направляющего фактора в популяционных процессах. Но, в связи с тем, что значение последних для эволюции подверглось переоценке, истинная роль естественного отбора в эволюции оказалась немного скромнее, чем была в «зрелой» теории Дарвина, изложенной в «Происхождение видов». И не случайно мы обращаем теперь все большее внимание на самые ранние эволюционные представления Дарвина, на его «незрелую» теорию, когда он был сальтационистом, а идея естественного отбора еще только вынашивалась. Весьма вероятно, что повышенный интерес последнего времени к истории формирования дарвинизма не в последнюю очередь стимулируется определенной переориентацией части эволюционистов на новые эволюционные модели.
От эволюционной теории всегда рассчитывали получить рецепт грамотного управления развитием отдельных видов и целых сообществ. Дарвинизм, отвергая направленный характер эволюции, мог предложить вероятностный прогноз. Новая недарвиновская модель при сохранении условий для продолжения естественной эволюции способна, опираясь на законы гомологических рядов, конвергенции и меронной организации разнообразия, предсказать с достаточной степенью точности не только тенденцию дальнейшею развития отдельных групп организмов, но и появление новых форм с определенными морфологическими характеристиками. Однако беспрецедентный характер нынешнего глобального экологического кризиса крайне затрудняет, если не исключает, достоверное прогнозирование. По мнению многих авторитетных специалистов, мы имеем дело сейчас не столько с эволюцией, сколько с деградацией биосферы и ее компонентов, когда рассогласование в работе биологических систем разных уровней дошло до распада видовых генетических программ. Возможно, живая природа уже вступила в фазу необратимой деградации, когда она оказывается неспособной найти эволюционный выход их создавшегося кризиса. И действительно, кроме как в мире микробов и вирусов, мы не видим, чтобы сейчас происходило то бурное видообразование, которое должно было бы наблюдаться согласно новой модели. Зато вымирание видов идет семимильными шагами.