Движение России в сторону Европы наметилось у Петра I в ранней юности, когда юный Царь (Пётр вступил на престол в возрасте 10 лет) пристрастился к посещению «Кукуя – Немецкой слободы», что раскинулась в Москве на речке Яуза.
Там он нашел себе отличных друзей и даже первую настоящую любовь.
Не будем вспоминать перипетий личной жизни молодого Петра. Но скажем, что из «Кукуя» он привлек на российскую службу Франца Лефорта, стараниями которого «потешное войско» Петра превратилось в первые полки русской гвардии «преображенский» и «измайловский».
Полки «иноземного строя» помогли Царю в сохранении власти и окончании Азовских походов .
Друзья из «Кукуя» как будто подталкивали молодого Царя к учению, он, будучи от рождения деятельным и любознательным, с удовольствием овладевал знаниями и ремёслами.
При этом он с болью и непониманием воспринимал, буквально чувствовал отсталость России. И в этой отсталости Петр I видел в первую очередь невежество. Простой народ имел мало возможностей получить образование. Крепостные крестьяне, так и вообще не помышляли об учении, но и молодым горожанам: купцам, ремесленникам; получать знания было в общем-то неоткуда и не от кого.
Русская знать, которая могла позволить себе знания, располагала для учения необходимым временем и материальными средствами, тем не менее, бежала от знаний, как будто боялась «наук» и «латинства». Упирая при этом на свою приверженность традициям и порядкам. Как за «спасательный круг» держались бояре за свои отческие традиции и стародавние порядки. Ощетинились окладистыми бородами, тяжелыми бармами и шубами, сумрачно поглядывали в Думе из под роскошных, высоких шапок. И ни за что не отпускали в учебу и в государеву службу своих детей.
- Ну что же? - царь Пётр был крут в своих задумках и чрезвычайно изобретателен в их исполнении, - Придется лишить бояр их ревнительной преданности старине.
- Будем избавляться от бород! – вывод был странный, но «бил не в бровь, а в глаз» .
К этому решению Петр I пришел в «великом посольстве 1698 г., ну а когда спешно вернулся для подавления стрелецкого бунта на пике гнева и воодушевления повелел всем боярам остричь бороды. Конечно же, за отказ побриться не отправляли в каторгу или на казнь, но тем, кто ни за что не хотел расстаться с бородой, по царскому указу должен был: «имать по штидесят рублей с человека» .
То есть заплатить очень даже серьёзный налог. Такой что можно было на него прикупить целое коровье стадо, табун лошадей или парочку изб поставить.
Бородачам был так же положен особый знак: на железной дощечке изображалась борода и выбивалась надпись — «деньги взяты» . Быть бородачом стало трудно и вскоре это мужское украшений осталось только у крестьян и духовенства.
Это было очень по-Петровски! И стало быстро приносить зримые плоды. Народ стал бриться «на европейский манер». Но Петр I, конечно же, не собирался ограничиваться бородами.
Особые Указы 1700 и 1701 гг. требовали от подданных носить верхнее платье венгерского, саксонского и французского образца, а вот башмаки, сапоги и шапки носить нужно было немецкие. Сейчас бы это назвали протекционизмом для «западных» линии одежды, «фэшн - промоушном». Но тогда всех этих рекламных ухищрений не понимали и просто приняли к исполнению указание своего взбалмошного монарха. Тем более, что ходить в лёгком и удобном европейском платье было удобно. Ну а для украшения в нём имелся роскошный парик, который хоть как-то заменял боярам сбритую бороду.
С женщинами выходило ещё строже. Им полагались только немецкие юбки, платья, обувь и шляпки, ну и французские куртуазные парики, конечно.
Давления на потребителей Царю показалось недостаточным.
И вот, портным, которые тогда были людьми «простого звания», строжайше запретили шить одежду русского образца и по российской моде. Для них санкции за нарушение были очень серьёзными и грозили строптивцам, вплоть до кнута и каторги.
Штраф же с людей, щеголявших русскими кафтанами и сарафанами, за хождение в них по улицам, просто взымался на месте караульными и специальными надзирателями .
Впрочем, процесс европеизации России не останавливался ни на минуту.
В том же 1700 г. Петр огорошил российских обывателей новым «Новым годом», поскольку ввел своим Указом новое юлианское европейское летоисчисление. В Европе было принято считать годы «от рождения Христова», а в России «от сотворения Мира». В результате, празднование Нового года приходился теперь в нашей стране на 1 января, а не как ранее на 1 сентября. Ну, с этим нововведением, все, видимо, смирились и теперь с нетерпением ждут январских новогодних гуляний и самого любимого праздника. С Дедом Морозом, конечно. Который перестал быть «языческим персонажем», но перестроился, опять же под европейского, Санта-Клауса (Святого Николая).